Доцент кафедры археологии, истории Древнего мира и Средних веков СоцГума, кандидат культурологии Валентин Яковлев – автор двух монографий, учебного пособия, более пятидесяти научных и научно-популярных статей и тезисов, разработчик многочисленных учебных курсов и дисциплин в сферах истории идей, религиоведения, культурологии, истории философии. Недавно Валентин Валентинович защитил докторскую диссертацию по любопытной теме – «Христианская философия чуда: идеи Томаса Гоббса, Джона Локка, Джона Толанда и Дэвида Юма». Ему присуждена учёная степень доктора философских наук. Мы решили побеседовать с ученым о его диссертации.
– Валентин Валентинович, бывает предыстория – не просто так выбирается тема диссертации. Каким образом пришли к теме – какие были обстоятельства?
– Если коротко, то в определенном смысле я продолжил исследования, начатые мной в кандидатской диссертации. Но в кандидатской был историко-культурологический сюжет, связанный с выработкой методологии интерпретации свойственных раннесредневековым западноевропейцам особенностей восприятия и осмысления чудес и предзнаменований. В качестве источников выступали раннесредневековые хроники. В докторской же диссертации в центре внимания оказались философские тексты раннего Нового времени. Мной рассматриваются идеи о библейско-христианских чудесах, принадлежащие Томасу Гоббсу, Джону Локку, Джону Толанду и Дэвиду Юму. Эти мыслители традиционно считаются мыслителями Нового времени. И в силу этого так же традиционно принято считать, что сущность их идей о библейско-христианских чудесах сводится к критике этих чудес, что указанные философы стремились разоблачить христианские чудеса, что они являлись популяризаторами материалистических и чуть ли даже не атеистических идей. Соответственно, интрига темы диссертации состоит, во-первых, в выборе философов для темы исследования, и, во-вторых, в выдвигаемой гипотезе: с одной стороны, невозможно отрицать наличие у Гоббса, Локка, Толанда и Юма критических идей о библейско-христианских чудесах, а с другой – мной выдвигается гипотеза о том, что сущность их идей о библейско-христианских чудесах не сводится к критике или разоблачению этих чудес. Я также обращаю внимание на то, что Гоббс, Локк и Толанд в своих размышлениях о чудесах регулярно ссылались на Библию. Рассуждения Юма о чудесах, конечно, более специфичны, библейские ссылки у него минимизированы. Но и его идеи о чудесах, как это показано в диссертации, при непредвзятой интерпретации утрачивают антихристианский характер. В этой связи сама формулировка темы диссертации – христианская философия чуда – необычна, полемична и даже провокационна. Что значит «христианская философия чуда»? Указанные авторы, по крайней мере, по рождению (кроме Толанда) – принадлежали к различным течениям английского и шотландского протестантизма. Почему тогда не «протестантская философия чуда»? …
– Получается, что они не разрушали христианские представления о чудесах? Рассматривается некий общехристианский контекст их идей о чудесах?
– Да, верно. Считается, что единой христианской религиозно-философской мысли очень давно словно бы не существует. В частности, после Великой схизмы 1054 г. данную мысль полагается всегда воспринимать как конфессионально направленную –православную, католическую, протестантскую. При защите диссертации, кстати, одни из самых острых вопросов были связаны с этим: а, собственно говоря, есть ли вообще какой-то общехристианский массив представлений о чудесах? Тем более, возможно ли выделить такой массив применительно к религиозно расколотому англоязычному миру раннего Нового времени? Эта расколотость, опять же, проявляется в конфессиональной принадлежности Гоббса, Локка, Толанда и Юма. Гоббс родился в семье англиканского священника. Локк – в семье пуритан. Толанд – в католической семье, но в юности стал протестантом. Юм принадлежал по рождению к шотландской пресвитерианской Церкви. Т. е., казалось бы, если и пытаться искать религиозные основы идей Гоббса, Локка, Толанда и Юма о чудесах, то наиболее уместно связывать упомянутые основы с проявлениями протестантской религиозно-философской мысли. Но я делаю акцент на том, что, исходя из соответствующих материалов их текстов, они явно стремились не столько к выработке какого бы то ни было конфессионального подхода к чудесам, сколько к выделению некоего ядра христианских идей о чудесах, которое можно найти в Библии и на которое следует ориентироваться верующим при выстраивании своего отношения к чудесам.
– На то они и философы, а не богословы, в конце концов…
– Да, но, тем не менее, они обладали впечатляющими осведомлённостью и компетентностью в богословских вопросах. Кроме того, я нигде в диссертации не отрицаю безусловное наличие протестантского контекста в их идеях о чудесах. Но, повторюсь, по моему мнению, замысел – проект рассматриваемых идей шире и амбициознее задач защиты каких-либо конфессиональных приоритетов и позиций. Так, например, у Гоббса, Локка, Толанда и Юма можно встретить критику и католических, и протестантских доктрин о чудесах.
– О каких чудесах размышляли Гоббс, Локк, Толанд и Юм?
– В диссертации показано, что размышления Гоббса, Локка, Толанда и Юма (у Юма – весьма своеобразно) направлены на идентификацию истинных и ложных чудес. А основанием этой идентификации для всех этих авторов фактически являлась Библия. Т. е. обобщённо можно сказать, что, по крайней мере, Гоббс, Локк, Толанд (каждый с разной степенью обстоятельности) обозначили круг истинных чудес (со ссылками на Библию): это чудеса, подтверждающие или доказывающие пророческий статус Христа, его божественную миссию, откровения, учение и т. п. И соответственно – круг ложных чудес: чудеса лжепророков, «колдунов» (у Гоббса), чудеса, опровергающие божественную миссию, откровения, учение Христа и т. п.
Однако в условиях доминирования эволюционистского подхода к осмыслению истории вообще и историко-философского процесса в частности, подобные размышления принято относить к анахронизмам или вынужденным экивокам в адрес христианства. Я же стремился показать, что религиозная и даже вероисповедная составляющие идей Гоббса, Локка, Толанда и Юма о чудесах являются не факультативными, а определяющими составляющими. Причём религиозный и вероисповедный аспекты этих идей сочетаются с эмпирическим анализом чудес, с тестированием деистских, социнианских, пантеистских, скептических и т. п. идей о чудесах, с критикой свойственных католицизму и протестантизму злоупотреблений (согласно Гоббсу, Локку, Толанду и Юму) в осмыслении проблематики библейско-христианских чудес.
– Получается, что идеи Гоббса, Локка, Толанда и Юма о чудесах обычно рассматриваются если не поверхностно, то односторонне…
– На мой взгляд, да. Особенно такая односторонность была свойственна для советской – формационно-эволюционистской историографии. Но западная историография тоже ведь по большому счёту является эволюционистской, либерально-эволюционистской – в моей терминологии, т. к. для западной историософской традиции характерны представления о «размытости» границ между историческими эпохами, периодами, формациями. Но на Западе тоже принято заострять внимание на, что называется, нововременном характере религиозно-философских идей Гоббса, Локка, Толанда и Юма, проявляющемся в критике теологических доктрин с использованием, например, доктрин эмпиризма, деизма, и т. д., и т. п.
Проблема, мне кажется, заключается в негибкости эволюционистского исторического мышления. Современных людей (и в России, и на Западе) буквально со школьной скамьи приучают рассуждать примерно следующим образом: есть определённые историко-социальные периоды – первобытность, Античность, Средние века, Новое и Новейшее время. И этим периодам (якобы) соответствует строгий набор мыслительных практик, идей. Так, например, если мы говорим о Средних веках, то, полагается считать, что средневековая философская мысль была буквально сращена с теологией, зависела от неё, а вот если мы говорим о Новом времени, то полагается считать, что нововременная философская мысль тяготела к освобождению от теологических, религиозных доктрин и постулатов.
– Работают некие шаблоны…
– Да, можно так сказать. И, на мой взгляд, эти шаблоны и стереотипы эволюционистского исторического мышления отрицательно сказываются на выстраивании осмысления, в частности, явлений, фактов и событий историко-философского процесса. Восстанавливаемые сущность и природа последних очень часто конфликтуют со стройными макроисторическими схемами. К тому же, нельзя игнорировать то обстоятельство, что сами Реформация и протестантизм были связаны с надеждами на «восстановление» христианства, на возвращение к истинному – первоначальному христианству, идеи и доктрины которого были якобы утрачены в католическом вероучении. Тон религиозно-философских размышлений Гоббса, Локка, Толанда и Юма очень часто отражает их уверенность в том, что они-то и нашли эти истинные идеи и доктрины. Я делаю акцент на том, что, по большому счёту, рассматриваемые философы были сосредоточены на критике ряда католических (и близких к ним протестантских) представлений о чудесах. Но эта критика точно не была ни антрелигиозной, ни антитеологической, ни антихристианской. А что они критиковали? Главным образом – спекулирование частыми сообщениями о чудесах, «поточность» чудес, принятые в католицизме чуть ли не юридические практики засвидетельствования чудес. Критике подвергались также элементы народных верований о чудесах. В анализируемых в диссертации идеях Гоббса, Локка, Толанда и Юма о чудесах явно просматриваются мотивы евангельской критики упования на чудеса, с которой выступал Сам Иисус Христос.
– Чудеса же – побочный эффект. Главное – обретать любовь к Богу…
– Да, Иисус в Евангелии говорит, что это – лицемерно: уповать на чудеса и требовать их на каждом шагу.
– Верующие говорят, что человек неверующий не должен заниматься вопросами веры, что в эти вопросы способен погрузиться только тот, кто сам истинно верует, что беспристрастное изучение религиозных вопросов с точки зрения науки – дело бесполезное и непродуктивное. Как Вы считаете – это верно? Вы верующий?…
– Я верующий человек, православный христианин.
– То есть, сам факт чуда воскрешения для Вас не представляется невозможным…
– В целом, для меня описанные в Библии чудеса являются фактами, реальностью. Но в диссертации нет вероисповедных акцентов. Всё построено на историко-философском, религиоведческом и историософском анализе. Я отмечаю, например, что идеи Гоббса, Локка, Толанда и Юма о чудесах – яркий пример гетеродоксии – инакомыслия, генетически свойственного сначала католицизму, а затем и протестантизму. Масса примеров инакомыслия обнаруживается в средневековых католицизме, религиозной философии, теологии: признанные еретическими учения катаров и вальденсов, конфликтующие с католическими доктринами идеи Беренгара Турского, Пьера Абеляра, Иоахима Флорского, Данте Алигьери, и т. д. Но ведь этих и многих, многих других средневековых гетеродоксов всё-таки не считают антихристианами, безбожниками. Тогда в этой связи можно задать вопрос: почему, например, англиканство безоговорочно признаётся христианской конфессией, а религиозно-философские идеи Гоббса, Локка, Толанда и Юма практически по умолчанию обычно лишают вероисповедности?
– Получается, что их религиозно-философские размышления о чудесах – проявления рефлексии, обусловленной реалиями Западного христианства…
– По моему мнению, да. Сами их размышления о чудесах, как это ни парадоксально звучит, структурно и содержательно очень близки к жанру вероисповедных наставлений. Опять же, повторюсь, несмотря на наличие в этих размышлениях критики, эмпирического анализа, и т. д., и т. п. Всё это было, что называется, к месту в тогдашних условиях.
– То, о чем Вы говорите, близко к концепции, которую сегодня выстраивают историки, загоревшиеся идеей антропоцена, которая постулирует в том числе, что нет тех шаблонных исторических рамок, что история, как Вы уже говорили, отнюдь не поделена четко на периоды. Сегодня историческая наука больше смотрит на «место-время-обстоятельства» – склонна события и взгляды рассматривать индивидуально, вне заученных рамок, и т.д. Вы сознательно, изначально с таким зачином подошли к диссертации или уже в конце пришли к такому выводу?
– Моя методология выстроена на ряде базовых положений социокультурного релятивизма, разработанных его основоположниками – Н. Я. Данилевским и О. Шпенглером. Среди этих положений можно выделить критику европоцентризма и привычных исторических периодизаций. Я историк по базовому образованию. Философы, как мне кажется, более консервативны в осмыслении историко-философского процесса. Для большинства из них, например, Юм – просветитель и скептик. Не больше и не меньше. Со всеми, как говорится, последствиями при интерпретации сущности его религиозно-философских идей. А то, что он начинает свою главу о чудесах с обсуждения идей архиепископа Кентерберийского Дж. Тиллотсона почему-то, как правило, забывают и редко задумываются о смысле этого обсуждения.
– То есть, Вы стремились к разрушению стереотипов, свойственных философам…
– Отнюдь. Я осознавал и осознаю всю остроту полемичности и дискуссионности моих рассуждений. И я очень благодарен тем членам учёного совета, которые выступили с достаточно серьёзной и аргументированной критикой базовых положений моей диссертации.
Тем не менее, в диссертации я обращаю внимание на амбивалентность, противоречивость, трагичность ряда явлений, процессов, событий, происходивших в Западной Европе в раннее Новое время и обычно сейчас воспринимающихся в виде якобы необходимых «болезней роста» европейской цивилизации. Я имею в виду, например, секуляризацию, социально-политические революции (в Англии, во Франции и др.), Реформацию, Тридцатилетнюю войну, так называемую «научную революцию». Например, Английская и Французская революция фактически были кровопролитными и братоубийственными гражданскими войнами. И никакой «научной революции» Нового времени не случилось бы без колоссального вклада католицизма в начавшееся ещё в Средние века формирование уникальных системы образования, базы знаний в Западной Европе. И т. д., и т. п. Но, увы, не все готовы к переосмыслению указанных и иных явлений, процессов, событий. А именно такое переосмысление, на мой взгляд, помогает выстраивать, в частности, более взвешенные и корректные интерпретации явлений, фактов и событий историко-философского процесса.
– Получается, Вы пошли против достаточно высокой волны, если не девятого вала. Сколько времени Вы работали над диссертацией? Труд был долгий?
– Да, долгий. Я бы даже сказал очень долгий. К тому же защита несколько раз отодвигалась из-за вводимых требований по увеличению количества статей, опубликованных соискателями докторской степени в журналах из перечня ВАК РФ. Написание диссертации длилось более десяти лет.
Источник:
Управление стратегических коммуникаций ТюмГУ
