Владимир Богомяков: Поэзия… давайте назовем это состоянием души
В конце прошлого года философ из ТюмГУ Владимир Богомяков стал лауреатом престижной поэтической премии.
– Владимир Геннадьевич, Григорьевская премия – не первый официальный акт признания вашего поэтического дара. Как вы воспринимаете очередную высокую оценку вашего литературного творчества?
– Как любой, наверное, человек воспринимаю. Радость, чувство удовлетворения. Думаю, вряд ли кто расстраивается, когда ему присуждают премию. Тем более Григорьевскую. Сегодня в поэзии это, несомненно, самая уважаемая.
Что касается признания творчества… Это очень сложное, относительное понятие и в разное время воспринимается по-разному. Для меня, например, очень важным был акт признания в 80-е годы еще прошлого века, когда стихи мало известного и вообще непонятного никому паренька из Тюмени опубликовал парижский альманах «Мулета». Вот это для меня было поразительное признание, тогда я считал, что за свои стихи ничего хорошего и не получу. В этом альманахе публиковались Эдуард Лимонов, Валерия Нарбикова и другие очень известные люди.
– С точки зрения профессионального философа –что значат для творческой личности премии, звания лауреата и другие публичные награды?
– Не знаю, как с точки зрения профессионального философа. Мне кажется, повторюсь, у любого человека награда вызывает одинаковые эмоции. Приятно это.
– Одной из задач Григорьевской премии ее учредители называют выявление тенденций современной русской поэзии. Это значит, что её лауреаты, в том числе вы, и отражают эти тенденции, являются законодателями современных поэтических мод?
– Ситуация в современной российской поэзии благоприятная, и стихов пишут очень много и очень разных. Поэтому говорить об одной какой-то моде не приходится. Откровенно говоря, я об этом не задумывался. Наверное, есть не мода, а совершенно разные современные направления. Поэтическое разнообразие увеличивается, и это, я считаю, хорошо.
Что касается тенденций… Я даже не берусь сформулировать ответ, не возьму на себя ответственность обозреть всю русскую поэзию, русскую литературу. Мне кажется, это отдельная большая тема для теоретиков поэзии. Я вижу, как пишут люди, которые мне более-менее близки по духу, мои друзья, поэты, которых знаю. Но определять их работы в какие-то тенденции – это какая-то специальная задача.
– Вы считаете себя больше философом или литератором (если можно, конечно, отделить одно от другого). Вообще, это виды деятельности или состояния души? Существует мнение, что писатель не может не быть философом.
– Здесь, мне кажется, вы смешиваете разные значения слова “философ”. Вот собрались на кухне за бутылкой, кто-то что-то, разглагольствуя, заумное задвинул – о, какой философ. Для меня философия – это работа. А поэзия… Давайте назовем это состоянием души. Кто такой поэт, чего больше – труда, вдохновения? Извечный вопрос. И неразрешимый. У меня это имеет мистический характер, с шести лет пишу стихи. Как пишутся – не знаю.
– На работу каждый день, а стихи – когда муза позовет?..
– С музой все нормально, иногда лучше бы и не приходила.
– Как в вас уживаются серьезная наука и довольно плодовитое литературное творчество? Где черпаете силы и время?
– «Серьезная наука» – это, скорее, не про меня, хотя приходилось и приходится и серьезной наукой заниматься. Мне всегда интересны какие-то запредельные вещи, выходящие за общепринятые рамки. Диссертацию писал в таком ключе, когда философия уже становится в некотором роде богословием, где и дискурс, и мышление представлены по-иному.
Где черпаю силы? Не знаю, по крайней мере, не могу ответить. Нигде не черпаю. А времени вообще ни на что не хватает, постоянно в ситуации полного цейтнота.
Просто я привык все время работать. С 14 лет. Это мой стиль жизни. Трудно представить, чтобы я не делал какую-то профессиональную работу, а просто сидел дома и писал. Возможно, это правильно для литератора, но мне, повторюсь, трудно такое представить и тем более изменить жизнь таким образом.
– Судя даже по названиям ваших книг, вам не чуждо относительно новое веяние в литературе – геопоэтика. Родной Тюмени в ней есть место? Что такое вообще геопоэтика (не языком википедий) и чем вас привлекает?
– Это не совсем новое веяние. «Геопоэтика» – многоликое слово, у него много смыслов. Как мне всегда казалось, это не то, что существует, а то, что будет впереди, когда основным капиталом становится простор, возможность куда-то ехать.
Вот однажды мы с друзьями взяли да и снарядили экспедицию на снегоходах. Ребята прошли от северных границ Казахстана до острова Белый в Карском море.
Или наши поездки по деревням вокруг Тюмени и ближайших городов. Нашли (для себя, люди давно нашли) могилу Мирона Галанина, староверческого деятеля, основателя крестьянской литературы, нашли Тарасьев Родник и др.
«Ключ» – фестиваль поэзии и музыки в Городищенском логу Тюмени. Возродили в 2015 году древний (XII–XIX веков) народный праздник. Он проходит ежегодно в конце мая – июне. Это тоже геопоэтика.
Для меня все это – поэзия в широком смысле слова. И ответ на вопрос о Тюмени в геопоэтике. Еще про Тюмень у меня есть книжка (одна из первых): про идентичность Тюмени, что такое вообще Тюмень, Тюменская область, Земля тюменская, как они должны представать в сознании людей в стране и здесь. Сейчас много такого пишется: бренды, образы территории…
– Говорят, даже безголосого можно научить неплохо петь (был бы слух мало-мальский, а голос специалисты поставят). «На поэта» можно выучиться? Что посоветуете тем, кто умеет рифмовать и мечтает о поэтическом признании?
– Научиться, думаю, можно. Например, читая нужные книжки, освоив некоторые правила стихосложения. Кто тебя будет читать и поэтом называть, это уже другой вопрос.
– Как вы пришли в поэзию в те далекие шесть лет?
– Как Гераклит сказал, всем правит молния. В какой-то момент «шарахнуло»... Это, своего рода, ненормальность некоторая (надеюсь, не та, с которой в дурдом отправляют).
– Что на сегодня считаете своим основным литературным багажом?
– Из свежего, если брать прозу, со своими рассказами я попал в компании с очень достойными людьми в антологии «Русские дети» и «Русские женщины».
В альманахе «Невидимки» известного издателя Игоря Шулинского (публикует тексты, оказывающие какое-то влияние на литературный процесс) выходит мой роман «По накату». Там все происходит в поезде, рассказывается, как еду в разных направлениях, как все разные люди заходят, как с ними разговариваю…
Роман «Котик Ползаев» вышел у нас и в США. Он своеобразный, проза очень плотная, орнаментальная, как кирпич.
Считать это багажом? Не знаю…
Мне кажется, стихи в нем занимают большее место. Потому что они безобидны, легки, как песня от души. Моя первая книжка и называлась «Книга грусти русско-азиатских песен Владимира Богомякова». Она вышла 1992 году, хотя стихи были написаны много раньше. С нее, кстати, и начались мои поэтические книги. Последняя – «У каждой деревни своя луна» – вышла в издательстве «Айлурос» (США).
– Вы умолчали о топовой «Стихи в день Спиридонова поворота»…
– Ну, это было уже давненько, в 2014-м ее издали в книжном приложении поэтического журнала «Воздух», а «Независимая газета» отметила ее в своем рейтинге.
– Где можно найти, приобрести ваши издания, учитывая, что современная литература издается скромными тиражами?
– Рассказы «Русские женщины» и «Русские дети» (я там среди других авторов) видел здесь в книжных магазинах. «Русская неделя» Мирослава Бакулина издала несколько лет назад мою книжку «Триста стихов с комментариями», там, возможно, остается какое-то количество книг. Многих, например «Песни стоматологического пигмея», «Стихи, которые выбрал механический барсук», даже у меня не осталось, просто расхватали.
– В заключение – банально, но куда без этого: творческие планы, готовите что-то новое к изданию?
– В марте в альманахе «Новая кожа» выходит подборка моих стихов. Отдельных книжек в планах пока нет, хотя готовых материалов для них достаточно.
Источник:
Управление стратегических коммуникаций ТюмГУ
